Мы готовы пересаживать сердце детям

Едем с фотографом по предрассветной Москве: в 7.30 утра нужно быть в приемной Бокерия.

— А меня ждет малютка, — Лео Антонович встречает в своём кабинете, уже переодетый в операционную форму. И мы понимаем, что интервью срывается. Но Бокерия тут же предлагает… переодеваться и отправляться вместе с ним. А разве можно?!

— Ребенка привезли из Смоленска, месяц от роду, прямо в сердце у него опухоль, очень затрудняющая выход крови в легочную систему, — рассказывает ученик Бокерия профессор Сергей Никонов. — Такое случается очень редко, операция уникальная.

Мы рядом с операционным столом. Видна макушка малыша, едва покрытая волосёнками. Поднявшись по специальной лесенке, видишь сердце ребенка, совсем крохотное. Вместо него работает аппарат искусственного кровообращения. Тело маленького пациента охлаждено этим аппаратом, а сердце остановлено специальным раствором и орошается ледяной водой. У меня все внутри сжимается от жалости и ужаса — но наблюдая за уверенными руками Бокерия, пытаюсь отогнать тревогу.

Всегда казалось, что операционная для врачей — святая святых. А тут разрешают ходить, смотреть, какой-то мужик с шикарной техникой снимает всю операцию. Никонов поясняет, что это специальный фотограф, местный: Лео Антонович сможет потом наглядно показать ход операции коллегам и ученикам.

Наконец, Бокерия снимает с головы прибор с увеличительными стеклами, маску и выходит в коридор. Для разговора есть минут двадцать, но все заготовленные вопросы вылетают из головы. И я спрашиваю:

— Малыш будет жить?

— Конечно.

«КАЖДЫЙ ГОД — 20 ТЫСЯЧ ДЕТЕЙ С ПОРОКОМ»

— Такие ситуации случаются часто?

— Мировая статистика : 36% детей, которые рождаются с врожденным пороком сердца, умирают в течение первого месяца. А еще 35,5% умрут в течение последующих 11 месяцев. То есть почти 72% детей с врожденным пороком нужно прооперировать в течение первого года, из них — 36% в течение первого месяца.

— Сколько в России за год рождается их?

— 10 тысяч. И еще примерно столько же — с так называемым двустворчатым аортальным клапаном. И этот клапан все равно придется когда-то менять.

— Почему у нас запрещена для детей пересадка сердца?

— У нас нет пока законодательства, разрешающего в детском возрасте забор донорских органов. Если же, условно говоря, сердце взрослого человека подходит ребенку (детки такие бывают, например, 14-летний мальчишка под метр восемьдесят), то ему вполне можно имплантировать сердце взрослого.

— Лео Антонович, вы человек именитый, а что мешает пробить такой закон?

— Решать должна Госдума и соответствующие органы, и в той последовательности, в какой это принято. Вы знаете, что много было нареканий на врачей, которые якобы нелегально забирали органы.

— В Москве было даже целое дело «черных трансплантологов».

— Ни один случай не подтвердился. Нелегальный забор органов невозможно утаить. Все равно это будет засвечено — говорю в данном случае о сердце. Если говорить об органах, которые не сокращаются, как-то можно это допустить теоретически: но ведь сегодня осуществляется мультиорганный забор донорских органов.

— Во многих странах эту проблему давно решили.

— Прекрасно обстоят дела, как ни странно, в двух католических странах — в Испании и в Италии. Там очень серьезная поддержка понимания того, что один несчастный человек, который погибает, становится продолжателем жизни других людей. И церковью это поддерживается как очень высокий уровень благотворительности. Даже наших детей вывозили в Италию, делали пересадку сердца. В том числе и 6-летнему Ленару из Уфы, которому я поставил искусственный левый желудочек, мы его почти целый год держали у себя. Когда стало окончательно понятно, что нужный закон не будет принят, его перевезли в Италию. Очень помогла Татьяна Алексеевна Голикова, бывшая тогда министром здравоохранения.

— А ему пересадили детское сердце?

— Да. Там семья ехала в машине и попала в аварию. Ребенок сидел на заднем сиденье, резко наклонился вперед, хотя был привязан, и произошел перелом позвоночника. После всей реанимации стало понятно, что он не будет жить. Когда матери сказали, что малыш из России ждет пересадки сердца, она сказала: пускай мой ребенок живет в том мальчике.

— Наши депутаты каких только дурацких законов не принимают, а до жизненно важных руки не доходят?

— История с этим законом тянется с 1992 года! Пункт о о пересадке детских органов был записан в первоначальной версии. Но один очень известный наш врач, который входил в комиссию, но не имел тогда никакого отношения к трансплантации, сказал, что надо вычеркнуть пункт «включая детский возраст». Мол, потом когда-нибудь сделаем. И вот так страна осталась без детской трансплантологии.

— Такая роковая…

— …рука врача.

«ОПЕРАЦИЯ РУТИННАЯ — СЛУЧАИ СМЕШНЫЕ ИЗ ЖИЗНИ РАССКАЗЫВАЮ»

— Лео Антонович, обычно вы всех о здоровье расспрашиваете. А как ваше здоровье?

— Не жалуюсь, много работаю.

— Хорошие гены, которые, как известно, пальцем не раздавишь?

— Мой отец скоропостижно скончался, когда ему было всего 42 года. И когда мне исполнялось 42, я очень боялся. Успокоился лишь, когда стукнуло 50. А мама умерла в 65 лет. Пережил и этот возраст.

— Своего сердца вы пока, слава богу, не чувствуете?

— Да. Тут принято обязательно стучать — хоть по камню, хоть по дереву, неважно.

Лео Антонович стучит по больничному подоконнику.

— Вы входите в список 100 лучших хирургов мира, лауреат многочисленных премий и званий. Люди вашего уровня обычно больше ездят на международные форумы, сидят в президиумах или любуются на красивых девушек на побережье Лазурного берега.

— Мне неинтересно любоваться, — Лео Антонович заразительно смеется. И повторяет:

— Любоваться неинтересно.

— Что вас заставляет каждый день рано утром приходить в операционную?

— Все эти радости типа симпозиумов не касаются хирургов, тем более кардиохирургов. Это, мне кажется, очень особая работа, она связана напрямую с тем, жить или не жить другому человеку.

У нас много примеров долголетия хирургов. Борис Алексеевич Королев из Горького в 100 лет ушел из жизни, Федор Григорьевич Углов, 104 года — все они до последнего работали в операционной. А всемирно известный Майкл Дебейки, который умер за один месяц до столетия, еще и разъезжал на своем черном «Порше». Я так думаю, это все-таки осознание реальной нужности каждый день.

— А не страшно, вдруг руки откажут? Все-таки, извините, уже годы за спиной.

— Ну, такие мысли есть. Но я не думаю пока о Всевышнем в этом плане.

— А о чем думаете во время операции?

— Об операции. Иногда, когда совсем рутина, я говорю: что-то сегодня нудно. И пытаюсь подначивать сестру операционную или ассистентов, случаи смешные из жизни рассказываю.

— А когда кошки скребут на душе, хочется бежать от операционной подальше?

— Нет. Я просто считаю себя подготовленным человеком. Мне интересно, я реально не боюсь. И я ругаюсь с молодыми врачами, которые мало бывают с пациентами: они должны торчать в операционной, в реанимации.

— Под ваш скальпель легко попасть? У вас особая очередь?

— У меня никакой очереди никогда не было. В конце советской власти, благодаря Евгению Максимовичу Примакову, нашему центру дали возможность доплачивать хирургам, если пациент выбирает конкретного врача. 15% от стоимости операции. Потом это отменили. Мне дают список больных. И я выбираю 4-5 операций.

— В ваш центр дети попадают бесплатно. Почему тогда многие так рвутся за границу?

— Они делают очень большую ошибку: за них там никто не отвечает. Хотя они платят сумасшедшие деньги, по нашим понятиям. И возвращаются сюда с осложнениями, умирают. Я много примеров могу привести. Это наше традиционное такое, начиная еще с Владимира Ильича Ленина, когда к нам везли немецких, французских врачей. У нас изо всех сил ищут деньги и везут ребенка в берлинскую клинику, где делается 200 операций в год. А мы делаем 3,5 тысячи операций! Ежу понятно, что это несопоставимые клиники. Нет, едут туда.

«Я НЕ МОГУ СКАЗАТЬ, ЧТО ЗНАЮ О СЕРДЦЕ ВСЕ»

— Вы, наверное, можете сказать, что о сердце человека знаете всё.

— Нет, не могу. Я несколько лет назад был на одной конференции. Там показали электрокардиостимулятор, у которого 5 миллионов функций.

— 5 миллионов?!

— На вопрос из зала «Зачем так много?» последовал ответ, что и этого числа для абсолютно адекватной деятельности сердца — недостаточно.

— Врачи говорят, что есть два пика угрозы инфаркта: в 39-44 года и 49-54 года.

— Это я внедрил в сознание наших людей. Было проведено большое исследование, оно коснулось и нашей страны: были названы именно эти цифры.

— Сейчас такие технологии, что раньше и снились — но россияне всё чаще умирают от сердечно-сосудистых болезней.

— Выявляемость болезни существенно улучшилась. Наши великие учителя сегодня многого бы не поняли. Компьютерная томография, магнитно-резонансная, эхокардиография — и разумеется, всё это в режиме 3D и 4D.

— Как вы находите время быть в курсе всего?

— Я в «сердечной» теме по 16 часов в день. В 6 часов утра встаю, в 7.30 на работе. И до вечера. А когда приезжаю на конференцию, день и ночь сижу в конференц-зале. Хотя, как правило, если приезжают на заграничную конференцию люди, им надо что-то посмотреть…

— …еще и шопинг.

— Ну, я тоже люблю пошопить немножко, у меня жена, дочери, внуки…

— Весь мир развивает так называемые «инфарктные сети»: больных везут прямо в спеццентры, где делают коронарографию, ставят стенты. А у нас чаще всего — в обычную больницу.

— У нас есть сосудистые центры для острых состояний больных. Еще несколько десятилетий назад Евгений Иванович Чазов создал систему лечения острого инфаркта миокарда, когда во всех стационарах стала использоваться единая система лечения этого жизнеугрожающего состояния. И очень резко снизилась смертность. Другое дело, что в целом инфраструктура должна измениться. Наша страна является законодателем организованной медицины.

— А почему так много жалоб от людей?

— А вы думаете, за границей так хорошо все? Я вам приведу простой пример. Вот у нас большой поток пациентов — и все хотят сразу к врачу попасть. А я на первую свою стажировку в 1976 г. приехал в самую знаменитую клинику мира — имени братьев Мейо, в г.Рочестере (штат Миннесота). Она стала знаменитой еще и потому, что в этом же городе была штаб-квартира IBM. Компьютерщики уже тогда для клиники сделали автоматизированную историю болезни. Туда же поставили первый в мире компьютерный томограф. Так вот, я приехал и стал смотреть, как у них обслуживание в поликлинике. Зал мест на 800. Сидят люди и терпеливо ждут своей очереди в кабинет. Зажигается лампочка: заходите. И люди сидят спокойно. Единственное, что бросилось в глаза, стулья разного цвета. Мне объяснили: когда ждешь, то больше всего устаешь от однообразия. Цветовое разнообразие не так утомляет.

«АФРИКАНСКИЙ СИНДРОМ»

Лео Антонович встает: ему пора на очередную операцию. В этот раз женщина, 37 лет, порок сердца, аритмия, запущенный вариант. Типичный для россиян случай. Пока хирург моет руки, спрашиваю:

— Вы как-то сказали, что в России очень силен «африканский синдром». Идем к врачу, когда уже сил нет терпеть и болезнь сильно развилась.

— Во-первых, у нас разобщенность людей, потому что сумасшедшие расстояния. То, что мы знаем в Москве, в сильно искаженном виде доходит до других городов, поселков и деревень. Это, конечно, будет изменяться по мере того, как реально в стране будут развиваться современные средства коммуникаций. Кроме того, мы очень домашние люди, не публичные. Поэтому, если что-то заболело, ты у соседа спросил…

— К знахарю сходил…

— Ну, это потом. Сначала сам подумал, потом спросил, потом тебя послали… Есть статистика, что из ста сердечных больных, которые идут к терапевту, он посылает к кардиологу только четверых, а 96 лечит сам. А уж сколько человек кардиолог пошлет к хирургу, вообще одному богу известно.

Переходим в операционную. Несколько напряженных часов. И, похоже, еще одна человеческая жизнь спасена. Бокерия присаживается на стул прямо у лифтов.

— Мы живем на переломе: вот очередные широкие преобразования здравоохранения в Москве. А людям чего одного — чтобы были хорошие врачи и доступное лечение.

— У нас лучшая в мире система здравоохранения. Нигде нет такой системы скорой помощи, как у нас.

— Многие с вами не согласятся. Слишком часто сталкиваются с бюрократией в поликлиниках и больницах, с вымогательством. Ощущение такое, что вся наша медицина стала платной.

— Что вы хотите, мы же только освободились от феодальной медицины. Но она начинает выздоравливать. Мы должны были идти в поликлинику, а поликлиника нас посылала в больницу. Страховая медицина позволяет от этого избавиться, ты выбираешь сам. Хотя я должен сказать, что многие регионы, в том числе и Москва, для того, чтобы держать при себе наши деньги, все время внедряют такой порядок — приходишь к врачу, где живешь, и он тебя направляет в больницу, в которую считает нужным. Но мы уйдем от этого все равно.

Американец приучен, что врач — это человек, который ему поможет. А у нас между врачом и пациентом все время ставят прокурора. И что делает больной? Вместо того, чтобы поискать еще врача, он пишет президенту России, премьеру, министру, в Общественную палату, в Лигу здоровья. И подрывает свое здоровье.

— Но у нас найти хорошего врача не так просто.

— Я не хочу сказать, что среди врачей нет непонятных личностей. Я о другом. Мы плохо занимаемся воспитанием населения: ведь действительно наплевательски относимся к своему здоровью. И чем лучше живем, тем активнее происходит расслоение людей в этом плане. Я помню, когда на самолете летал в советское время, нашу элиту почти что на руках выносили — столько они выпивали. Сейчас в бизнес-классе большинство непьющих людей: они думают и заботятся о своем здоровье.

ЮБИЛЕЙ — СО СКАЛЬПЕЛЕМ В РУКАХ

— Лео Антонович, что мы все о здоровье да здоровье. Как юбилей будете отмечать? Неужели тоже в операционной?

— Разумеется. В 1979 году — мне 40 лет. Мой любимый учитель, выдающийся хирург Владимир Иванович Бураковский спрашивает: как будешь отмечать? Говорю: 40-летие нельзя отмечать. Он: тебя никто не поймет. Короче, позвонил я своему родственнику, директору столовой на заводе. В общем, собралось, человек, наверное, тридцать, посидели, всем понравилось. И Бураковский говорит: «Слушай, почти канун Нового года, давай на будущий год снова…». Так и идет с того времени: каждый год 22 декабря независимо от дня недели, включая субботу и воскресенье, отмечаю день рождения с друзьями, с коллективом. План у меня такой. Утром я сделаю 2 операции, потом ученый совет. Потом мы посидим, а во вторник опять работать.

— На свой день рождения грузинское вино пьете?

— Я не пью с 1 сентября 2012 года. Вообще. Я эту тему закрыл. Как когда-то закрыл тему курения. И все это знают, никто ко мне не пристает. Но в принципе я всегда, если говорить о вине, рекомендую белое: оно быстро выводится из организма. И среди белых вин — грузинские самые лучшие, потому что у них градус от 9 до 10,5 — в отличие от других. А чем больше градус, тем алкоголь причиняет больше вреда.

Лео Антонович поднимается — ему опять в операционную. Целует в щечку нашего фотокора Женю. И прямо у лифта успевает ещё признаться в любви к анекдотам. Вспоминает, как приезжал президент: «У него шикарное чувство юмора. Прекрасно рассказывал анекдоты.» — и советует: «Комсомолку» надо начинать читать с последней страницы, у вас лучшие анекдоты!»

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Лео Бокерия родился 22 декабря 1939 году в Грузии. Учился в Первом московском мединституте имени И.М. Сеченова. Там же закончил аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию. С 1968 года работает в Институте ( Центре) сердечно-сосудистой хирургии имени А.Н.Бакулева, пройдя путь от старшего научного сотрудника до директора. Автор многочисленных изобретений, широко применяемых в России и за рубежом. Один из основоположников новейшего направления клинической медицины — хирургического лечения аритмии сердца. Заслуженный подводник — сделал более 200 операций в барооперационной. Провел не меньше 10 тысяч операций на открытом сердце. Лауреат Ленинской и Государственных премий. Почетный член американского колледжа хирургов.

Главный кардиохирург Минздрава России. Академик Российской академии наук. Президент Общероссийской общественной организации «Лига здоровья наций». Член Общественной палаты РФ. Награжден орденом « За заслуги перед Отечеством» II, III,IV степени.

Жена и обе дочери — врачи. Имеет семь внуков.

Поделиться видео </>

Лео Бокерия: Мы готовы пересаживать сердце детям.Евгения ГУСЕВА

Лео Бокерия: жена и дети. Личная жизнь

Кардиохирург с мировым именем давно стал легендой, подарив жизнь многим пациентам, давно потерявшим всякую надежду. Он счастлив не только в профессии, но и в личной жизни, частью которой уже долгие годы является жена Лео Бокерии Ольга Александровна.

Личная жизнь

Со своей женой Лео Антонович познакомился в далекой юности, когда учился на первом курсе института, а поженились на последнем, и с тех пор они идут по жизни рука об руку. Ольга Александровна, прожив с мужем более полувека, признается ему в любви.

«Я его любила, люблю и буду любить всегда. Делала и буду делать то, чтобы ему было спокойно. Чтобы его окружали любимые дети, внуки. Это для меня самая большая радость», — говорит Ольга Александровна.

Несмотря на то, что для супруги Лео Антоновича самое важное в жизни – спокойствие и благополучие ее близких, она и в профессии добилась немалого.

На фото: Лео Антонович и Ольга Александровна Бокерия

С детства мечтавшая стать врачом, она исполнила свою мечту — много лет отдала работе в клинике, спасая жизни пациентов, руководила работой отделения клиники пропедевтики внутренних болезней в Московской медакадемии им. Сеченова.

Супруги Бокерия в молодости

В семье кардиохирурга и его супруги две дочери, старшая из которых Екатерина родилась в 1971 году, а младшая Ольга спустя два года, в 1973-м. Повзрослев, они пошли по стопам родителей, связав свою жизнь с медициной. Обе дочери Лео Антоновича закончили с красным дипломом институт, защитили диссертации.

На фото: Ольга Александровна с дочерьми

Несмотря на всю важность работы, семья для Бокерии самое главное – он очень гордится своими дочерьми и внуками, которых у Лео Антоновича семеро.

«Мои дети — мои идолы. Они состоялись и как личности, и как матери», — говорит Бокерия об Ольге и Екатерине.

Лео Антонович надеется, что кто-то и из его внуков захочет продолжить семейную традицию и тоже станет врачом. Двое из них, близнецы Лео и Софья, еще учатся в школе, но уже начинают интересоваться кардиологией и вместе с дедом принимают участие в проекте «Прогулки с врачом».

Несмотря на то, что работа занимает основную часть его времени, личная жизнь Лео Бокерии не стоит на месте – как только выпадает возможность, они с Ольгой Александровной идут в театр, консерваторию, посещают кинопремьеры, выставки.

Он и сам великолепно поет – у Бокерии идеальный слух.

Биография

Лео Антонович родился зимой тридцать девятого года в Абхазии, в городе Очамчира. Его родители были интеллигентными уважаемыми людьми – отец инженером, а мама учительницей младших классов. Когда он появился на свет, в семье уже подрастали две дочери – Раиса и Мария.

На фото: Лео Бокерия в детстве

В Очамчиру семейство Бокерия переехало из Поти, в который они снова вернулись в сорок шестом году, правда уже не в полном составе – отец Лео Антоновича внезапно скончался в возрасте сорока трех лет, и мама с детьми перебралась в родной город.

Лео Антонович в молодости

Здесь будущий великий кардиохирург пошел в школу, учился в которой с большим удовольствием и очень успешно. Его страстным увлечением с детских лет был футбол, и в седьмом классе Бокерия принимал участие в городском чемпионате. Еще одним любимым занятием Лео Антоновича были шахматы, и свое свободное время он делил между тренировками в футбольной секции и шахматно-шашечном клубе.

Эти увлечения Бокерия сохранил и во время учебы в вузе – он принимал участие в первенствах по этим видам спорта среди столичных вузов.

Пойти в медицину он решил по примеру старшей сестры Марии. Как и она, Бокерия поступал в Одесский мединститут, но провалился, и через год, в течение которого работал на строительстве Очамчирской чаеразвесочной фабрики, Лео Антонович стал студентом Первого Московского меда.

Связать свою биографию с кардиологией он решил на четвертом курсе, а после окончания вуза отправился на целину в качестве врача студенческого стройотряда, и эта работа была не из легких. Позже он окончил аспирантуру, а во время подготовки диссертации попал в качестве начальника медслужбы во Всесоюзный стройотряд «Дружба», принимавший участие в ликвидации последствий страшного землетрясения в Ташкенте.

Великий российский кардиохирург Лео Бокерия сегодня отмечает 77-и

Лео Бокерия, известный детский кардиохирург, продолжает оперировать пациентов, вечно бодр и с неизменной улыбкой на лице. Он придумал знаменитые «Прогулки с врачом», которые проходят каждую неделю в Москве на ВВЦ. Пропагандируя здоровый образ жизни, Лео Антонович не устает напоминать — движение очень важно, даже если это просто прогулка. В рамках акции «Волна здоровья» он рассказал, каких принципов придерживается сам, чтобы сохранять форму.

1. Движение

— Не только я, но и Всемирная организация здравоохранения считает, что каждый человек должен проходить не меньше 10 тысяч шагов каждый день — около 40 минут беспрерывной ходьбы. При этом не нужно бежать, торопиться — нет, прогулка должна быть в спокойном темпе. В идеале перед этим нужно измерить пульс, давление. В Москве, на ВВЦ, где проходят наши прогулки, мы измеряем давление и пульс каждому желающему участнику. Такие прогулки благотворно влияют на дыхание, сердечный ритм, тренируют в спокойном темпе мышцы, сосуды.

2. Оптимизм

— Я каждое утро начинаю с улыбки. Кажется, что это ерунда, но на самом деле очень помогает — сразу настраивает на нужное настроение, которое сопровождает меня весь день. Улыбнитесь родным, близким, себе в зеркало. И настроение сразу улучшиться. Конечно, у меня прекрасная семья, где каждый друг друга любит и верит только в лучшее. И меня очень радует, что обе моих дочери, обе доктора медицинских наук, мои внуки — все большие оптимисты. Доказано: оптимисты живут дольше.

3. Друзья

— На наших «Прогулках с врачом» люди собираются группами по интересам, обсуждают проблемы, становятся друзьями. Я считаю — это очень важно. Друзья — самое прекрасное, что есть в нашей неспокойной жизни. В моей жизни несколько друзей, которые помогут мне в любую минуту. И временами это очень успокаивает и поддерживает.

4. Контроль за весом

— После аспирантуры, в начале 60-х годов, я сшил себе костюм в ателье. И недавно, перебирая вещи, обнаружил его. Выглядит вполне прилично. Ради смеха примерил его, и он подошел! Даже на работу сходил в нем. Никто и не понял, что это костюм из прошлого, только потом заметили другой покрой. Я это к чему — очень важно, чтобы в течение всей вашей жизни вес оставался на одном уровне. Умеренное, разнообразное питание, чтобы сохранить себя в форме — и сердце будет вам благодарно.

5. Дело жизни

— Я не изменяю своей профессии больше 40 лет. Люблю ее, стараюсь делать все, что в моих силах, чтобы в области детской кардиологии у нас был порядок. Конечно, проблемы есть, в первую очередь связаны они с финансированием. Но у нас прекрасные врачи, отличные профессионалы. И меня неизменно радует, что мои внучки много знают о строении сердца, о кардиологии, о том, как важен здоровый образ жизни. Я горжусь делом своей жизни, и мои дети-внуки — тоже. Это дает силы для дальнейшей жизни, для борьбы за жизнь каждого ребенка с проблемами сердца.

Лео Бокерия: доктор, который опережает время

Sputnik, Алексей Стефанов.

Всемирный день сердца российский врач-кардиохирург, изобретатель, педагог, профессор, академик РАН и директор Национального медицинского исследовательского центра сердечно-сосудистой хирургии имени А. Н. Бакулева Лео Антонович Бокерия встречает в японском городе Саппоро, где проходит 70-й съезд сердечно-сосудистых хирургов Японии.

«Это японская ассоциация является системообразующей в обществе сердечно-сосудистых и грудных хирургов Азии. Это очень большая организация, она объединяет все азиатские страны и включает Австралию. На будущий год этот съезд впервые в истории ассоциации будет проходить в Москве, и руководство японской ассоциации попросило меня приехать, выступить с лекцией, а заодно пояснить, как и где будет проходить съезд», — рассказал корреспонденту Sputnik доктор Бокерия.

— Лео Антонович, ваши коллеги рассказывают, что вы буквально живете на работе. Много операций в день приходится делать?

— Да, я много оперирую, делаю в день 4-5 операций, порой шесть операций, а раза три было семь операций в сутки. Получилось, что у меня по расписанию было шесть операций, а потом сообщили, что есть донор. А донорские сердца всегда привозят ночью. Вот я сделал седьмую операцию, пересадку сердца, а на следующий день у меня было еще четыре. Поспал в своем кресле и снова в операционную (смеется).

— Как же вы восстанавливаетесь?

— Я пять лет уже не пью, очень давно уже не курю. У меня очень жесткий режим: ложусь в двенадцать – полпервого, в шесть утра уже встаю, очень много стою на ногах, естественно. Поэтому, видимо, организм привык. Есть же такое понятие — статическая гимнастика, и она в свое время прописывалась даже для членов Политбюро. Издавались закрытые книги, и одна из них как раз касалась статической гимнастики. Не знаю, в какой степени такой гимнастикой занимались члены Политбюро, но, во всяком случае, ознакомиться с рекомендациями могли. Поскольку я очень много стою на ногах, вероятно, какая-то группа мышц у меня при этом правильно напряжена.

— Выходит, много стоять на ногах полезно?

— Надо все делать прямо напротив того, что говорил Черчилль: если можно посидеть или постоять, он говорил — надо посидеть, а я считаю – постоять. Если полежать или посидеть, то я считаю, что лучше посидеть. Но одинаковых организмов не бывает, конечно.  

— Много сложных операций приходится делать именно вам?

— Мы самая большая клиника – я часто говорю, что в мире, но не знаю, что есть в Китае. Во всяком случае, для Америки и Европы – мы точно самая большая клиника. В прошлом и позапрошлом году сделали более 5 300 операций на остановленном сердце — так называемые открытые операции на сердце. Это очень трудоемкие и очень высокотехнологичные операции, потому что подключается аппарат искусственного кровообращения. Мы их делаем детям весом чуть больше двух килограммов, потому что есть такие критические пороки, когда ребенок может умереть в течение первых дней, и спасти его может только операция.

— Какие достижения есть сейчас в области кардиологии и какие из них можно назвать прорывом? 

— У нас есть очень интересные разработки. Например, в нашем центре мы создали первый в мире беспроводной электрокардиостимулятор. Он используется для регуляции сердечного ритма, когда он редкий. Обычный кардиостимулятор содержит два электрода – две проволоки, которые проводятся в сердце. Мало того, что этот электрод, эта проволока деформирует работу трехстворчатого клапана, а створочки очень тоненькие, он еще может тромбироваться, инфицироваться. И вот у нас в центре был создан малюсенький такой — всего 18 миллиметров – стимулятор, который ставится снаружи сердца. 

Также, поскольку мы очень прицельно занимаемся операциями на остановленном сердце, важно иметь кардиоплегический раствор. Вы вводите его, и сердце должно молниеносно остановиться, а после операции, когда снимаете зажим с аорты, горячая кровь поступает в сердце и оно должно сразу восстановиться. Много было предложено различных вариантов растворов, в мире прижился внутриклеточный раствор Бретшнайдера – по фамилии автора, немецкий раствор. А мы усилили этот раствор определенными вещами – секреты раскрывать не буду. Раствор называется Бокерия-Болдырева. Мы участвовали в процессе его создания с химиком, профессором МГУ Болдыревым,  но он, к сожалению, ушел из жизни. Я лично сделал уже более 600 операций с этим раствором. Причем, это были совсем малюсенькие дети и люди глубоко пенсионного возраста. И результаты очень хорошие.

— Сейчас в лечении сердечной недостаточности начали применять даже клеточные и генные технологии, насколько это эффективно?

— Я не хочу хвалиться, но я был одним из пионеров этой методики в России. В 1997 году ко мне обратились американцы с предложением попробовать абсолютно чистые клетки, выращенные из обычной мускулатуры, не сердечные. И после согласования с Академией медицинских наук соответствующего решения нашего ученого совета и получения согласия пациентов, я эти клетки применил. Тогда не было таких возможностей, как сейчас, когда мы могли точно проследить судьбу того места сердца, куда вводили клетки, в режиме 4D flow. А вводили мы это больным, которым нельзя было сделать операцию аортокоронарного шунтирования, есть такое понятие – нешунтабельные артерии, когда некуда пришиваться. Или еще было двое больных, которым одну артерию можно было пришить, а другую нельзя. Таким я сделал пять операций. И через два с половиной года один из пациентов умер. Тот, которому не удалось ничего пришить, и которому я ввел эти клетки. Была секция, вскрытие, нам показали результаты, микроскопию и я увидел действительно прижившиеся клетки, которые были как коридор в той части, в которой я вводил, но они явно не функционировали. Потому что они не переросли в кардиомиоциты. И тогда мы прекратили поиски таких клеточных заместителей и используем исключительно собственные клетки из костного мозга пациента. 

Мы и сейчас делаем много таких операций. Особенно при Аномалии Эбштейна — есть такая болезнь, когда три камеры сердца – левое предсердие, правое предсердие, левый желудочек нормальные, а правый желудочек называется папиросоподобным, потому что стенка тонкая и там вообще нет мускулатуры. И мы в это место вводим клетки. И продолжаем работать в этом направлении. Это наш абсолютный приоритет. 

Если вы пересадили клетки больному с ишемической болезнью, с коронарной болезнью сердца, то может получиться, что вам скажут: а может, это аортокоронарное шунтирование помогло. Или сам по себе лазер помог, потому что при введении этих клеток мы сначала делаем лазерные перфорации. Считается, что вот это воздействие лазера улучшает проникновение клеток во все отделы сердца.

Так вот, наше ноу-хау состояло в том, что мы впервые заявили о том, что больной с Аномалией Эбпштейна — идеальная модель, чтобы сказать, работают эти клетки или не работают. И кроме того сейчас у нас появились очень точные методы исследования – компьютерная томография, как я уже сказал, в режиме 4D flow. Просто все видно.

— Надо же — технологии идут вперед, но вы опережаете даже эти технологии.

— Потому что наш институт — Национальный медицинский исследовательский центр сердечно-сосудистой хирургии имени А. Н. Бакулева — на самом деле, передовой и больше известен даже за границей, чем внутри страны.

Пять правил здоровой жизни от Лео Бокерия

Лео Бокерия, известный детский кардиохирург, продолжает оперировать пациентов, вечно бодр и с неизменной улыбкой на лице. Он придумал знаменитые «Прогулки с врачом», которые проходят каждую неделю в Москве на ВВЦ. Пропагандируя здоровый образ жизни, Лео Антонович не устает напоминать — движение очень важно, даже если это просто прогулка. В рамках акции «Волна здоровья» он рассказал, каких принципов придерживается сам, чтобы сохранять форму.

1. Движение

— Не только я, но и Всемирная организация здравоохранения считает, что каждый человек должен проходить не меньше 10 тысяч шагов каждый день — около 40 минут беспрерывной ходьбы. При этом не нужно бежать, торопиться — нет, прогулка должна быть в спокойном темпе. В идеале перед этим нужно измерить пульс, давление. В Москве, на ВВЦ, где проходят наши прогулки, мы измеряем давление и пульс каждому желающему участнику. Такие прогулки благотворно влияют на дыхание, сердечный ритм, тренируют в спокойном темпе мышцы, сосуды.

2. Оптимизм

— Я каждое утро начинаю с улыбки. Кажется, что это ерунда, но на самом деле очень помогает — сразу настраивает на нужное настроение, которое сопровождает меня весь день. Улыбнитесь родным, близким, себе в зеркало. И настроение сразу улучшиться. Конечно, у меня прекрасная семья, где каждый друг друга любит и верит только в лучшее. И меня очень радует, что обе моих дочери, обе доктора медицинских наук, мои внуки — все большие оптимисты. Доказано: оптимисты живут дольше.

3. Друзья

— На наших «Прогулках с врачом» люди собираются группами по интересам, обсуждают проблемы, становятся друзьями. Я считаю — это очень важно. Друзья — самое прекрасное, что есть в нашей неспокойной жизни. В моей жизни несколько друзей, которые помогут мне в любую минуту. И временами это очень успокаивает и поддерживает.

4. Контроль за весом

— После аспирантуры, в начале 60-х годов, я сшил себе костюм в ателье. И недавно, перебирая вещи, обнаружил его. Выглядит вполне прилично. Ради смеха примерил его, и он подошел! Даже на работу сходил в нем. Никто и не понял, что это костюм из прошлого, только потом заметили другой покрой. Я это к чему — очень важно, чтобы в течение всей вашей жизни вес оставался на одном уровне. Умеренное, разнообразное питание, чтобы сохранить себя в форме — и сердце будет вам благодарно.

5. Дело жизни

— Я не изменяю своей профессии больше 40 лет. Люблю ее, стараюсь делать все, что в моих силах, чтобы в области детской кардиологии у нас был порядок. Конечно, проблемы есть, в первую очередь связаны они с финансированием. Но у нас прекрасные врачи, отличные профессионалы. И меня неизменно радует, что мои внучки много знают о строении сердца, о кардиологии, о том, как важен здоровый образ жизни. Я горжусь делом своей жизни, и мои дети-внуки — тоже. Это дает силы для дальнейшей жизни, для борьбы за жизнь каждого ребенка с проблемами сердца.

Пять правил здоровой жизни от Лео Бокерия

Лео Бокерия, известный детский кардиохирург, продолжает оперировать пациентов, вечно бодр и с неизменной улыбкой на лице. Он придумал знаменитые «Прогулки с врачом», которые проходят каждую неделю в Москве на ВВЦ. Пропагандируя здоровый образ жизни, Лео Антонович не устает напоминать — движение очень важно, даже если это просто прогулка. В рамках акции «Волна здоровья» он рассказал, каких принципов придерживается сам, чтобы сохранять форму.

1. Движение

— Не только я, но и Всемирная организация здравоохранения считает, что каждый человек должен проходить не меньше 10 тысяч шагов каждый день — около 40 минут беспрерывной ходьбы. При этом не нужно бежать, торопиться — нет, прогулка должна быть в спокойном темпе. В идеале перед этим нужно измерить пульс, давление. В Москве, на ВВЦ, где проходят наши прогулки, мы измеряем давление и пульс каждому желающему участнику. Такие прогулки благотворно влияют на дыхание, сердечный ритм, тренируют в спокойном темпе мышцы, сосуды.

2. Оптимизм

— Я каждое утро начинаю с улыбки. Кажется, что это ерунда, но на самом деле очень помогает — сразу настраивает на нужное настроение, которое сопровождает меня весь день. Улыбнитесь родным, близким, себе в зеркало. И настроение сразу улучшиться. Конечно, у меня прекрасная семья, где каждый друг друга любит и верит только в лучшее. И меня очень радует, что обе моих дочери, обе доктора медицинских наук, мои внуки — все большие оптимисты. Доказано: оптимисты живут дольше.

3. Друзья

— На наших «Прогулках с врачом» люди собираются группами по интересам, обсуждают проблемы, становятся друзьями. Я считаю — это очень важно. Друзья — самое прекрасное, что есть в нашей неспокойной жизни. В моей жизни несколько друзей, которые помогут мне в любую минуту. И временами это очень успокаивает и поддерживает.

4. Контроль за весом

— После аспирантуры, в начале 60-х годов, я сшил себе костюм в ателье. И недавно, перебирая вещи, обнаружил его. Выглядит вполне прилично. Ради смеха примерил его, и он подошел! Даже на работу сходил в нем. Никто и не понял, что это костюм из прошлого, только потом заметили другой покрой. Я это к чему — очень важно, чтобы в течение всей вашей жизни вес оставался на одном уровне. Умеренное, разнообразное питание, чтобы сохранить себя в форме — и сердце будет вам благодарно.

5. Дело жизни

— Я не изменяю своей профессии больше 40 лет. Люблю ее, стараюсь делать все, что в моих силах, чтобы в области детской кардиологии у нас был порядок. Конечно, проблемы есть, в первую очередь связаны они с финансированием. Но у нас прекрасные врачи, отличные профессионалы. И меня неизменно радует, что мои внучки много знают о строении сердца, о кардиологии, о том, как важен здоровый образ жизни. Я горжусь делом своей жизни, и мои дети-внуки — тоже. Это дает силы для дальнейшей жизни, для борьбы за жизнь каждого ребенка с проблемами сердца.